Мой интерес к искусству возник еще в детстве. Я училась в художественной школе, потом в Ленинградском художественном училище им. В. А. Серова (ныне — Санкт-Петербургское художественное училище им. Н. К. Рериха. — примеч. ред.) на факультете промграфики и даже довольно долго работала графическим дизайнером. Затем я окончила искусствоведческий факультет Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина, а после эмиграции в США в 1987 году пошла в аспирантуру Городского университета Нью-Йорка. У меня были очень известные преподаватели, в том числе Роберт Сторр, который в свое время работал куратором Музея современного искусства в Нью-Йорке, а руководителем моей диссертации стала Роуз-Кэрол Уэстон Лонг, автор книги о Кандинском. У нее я писала работу о детских иллюстрированных книгах 1920–1930-х годов, оформленных художниками авангарда.
В 1991 году я работала в Галерее науки и искусства IBM, и моя коллега пригласила меня на выставку русского искусства из коллекции Юрия Рябова в Музее Зиммерли. Я сказала, что с удовольствием поеду, а про себя подумала — не слишком ли далеко? Ведь я работала на Манхэттене, а ехать надо в штат Нью-Джерси — это час езды на поезде! В общем, мне показалось, что я еду бог знает куда, за тридевять земель! Да и какой музей может быть в провинции?! И вот я попала на открытие и была приятно удивлена, увидев выставку и узнав о коллекциях, хранящихся в музее.
Раньше Музей Зиммерли был известен коллекцией французской графики конца XIX — начала XX века. И лично для меня тут возникла интереснейшая, почти кармическая связь: в Ленинграде я писала дипломную работу о французской графике этого периода и о влиянии на нее японского искусства. То есть я в библиотеке Эрмитажа читала книги, которые, как выяснилось, написал директор этого музея!
В тот свой приезд я познакомилась и с директором, и с кураторами. Они только что получили в дар коллекцию Юрия Рябова и сказали мне, что ищут специалиста, который начал бы заниматься ее исследованием. И я решила попробовать, но никак не думала, что задержусь надолго: я была куратором отдела русского искусства с 1992 по 2006 год, почти 15 лет.
Вначале я занималась коллекцией Рябова, где были собраны произведения русского искусства XVIII — начала XX века, прекрасные образцы театрально-декорационного искусства. Потом, в 1992 году, появилась коллекция Нортона Доджа. И музей стал обладателем самых крупных на тот момент коллекций русского искусства за рубежом.
Собственно, Додж передал свою коллекцию в Музей Зиммерли с подачи Рябова — тот познакомил Нортона с директором музея Дэннисом Кейтом, после чего начались переговоры. Додж с самого начала хотел отдать коллекцию именно в университетский музей, поскольку понимал, что так ее изучат исследователи, а студенты будут писать на ее основе научные работы, диссертации.
Дэннис Кейт понял, что его музею нет смысла конкурировать с Метрополитен и МоМА — надо обладать чем-то, чего нет у других. Поэтому он заинтересовался коллекцией Нортона Доджа, понял, что она действительно уникальна и что ради нее исследователи из других стран будут приезжать и работать с ней. Вот так интересы сошлись, и Нортон передал коллекцию в музей.Алла Розенфельд
Насколько я знаю, Нортон Додж предлагал свою коллекцию разным институциям, но их интересовали только определенные художники и лучшие работы. Никто не хотел брать коллекцию целиком. А Дэннис Кейт понял, что его музею нет смысла конкурировать с Метрополитен и МоМА — надо обладать чем-то, чего нет у других. Поэтому он заинтересовался коллекцией Нортона Доджа, понял, что она действительно уникальна и что ради нее исследователи из других стран будут приезжать и работать с ней. Вот так интересы сошлись, и Нортон передал коллекцию в музей.
Потом Нортон и Avenir Foundation дали деньги на строительство нового крыла музея, и это собрание практически обрело отдельный дом, ну а теперь музей известен в основном из-за коллекции Доджа.
Нортон собирал практически до последнего дня своей жизни. У него не было детей, и эта коллекция была для него как ребенок. Он никогда не ориентировался только на свой вкус и коллекционировал разноплановые работы. За это его собрание иногда критикуют, но ведь он практически сохранил целый пласт культуры того времени, с середины 1950-х до конца 1980-х годов! По-моему, это как раз и составляет преимущество коллекции — любой искусствовед, работающий с историей русского искусства второй половины ХХ века, может найти в ней материал для изучения: те, кому интересен концептуализм или соц-арт, найдут здесь лучшие работы, но и те, кого интересует, например, гиперреализм, тоже могут обнаружить в этой коллекции важные произведения. Кроме этого, внутри коллекции есть еще одна — большое собрание произведений художников из республик СССР. То есть здесь не только вещи авторов из Москвы и Ленинграда, но также из Прибалтики, Украины, Молдовы, Белоруссии, республик Закавказья и Средней Азии.
Архивная коллекция в Музее Зиммерли возникла с моей подачи. Я начала разговоры на эту тему с Нортоном довольно рано, как только мы стали каталогизировать коллекцию, то есть буквально в середине 1990-х. И я уговорила дополнить художественную коллекцию документальными материалами. Он поддержал меня, и первый, с кем я встретилась, был Игорь Шелковский — редактор журнала о неофициальном советском искусстве «А-Я». Я считала, что очень важно получить его архив, ведь Игорь — честь ему и хвала! — включил в журнал главных художников своего времени. И Нортон купил этот архив.
Затем в архив музея попала документальная коллекция из Петербурга. Я тогда общалась с Сергеем Ковальским, одним из основателей арт-центра на Пушкинской, 10, и мы с ним говорили о передаче архива ленинградского Товарищества экспериментального изобразительного искусства (ТЭИИ). Это также очень обширный архив, содержащий много интересного.
Потом Додж покупал архивы, используя свои личные контакты среди художников и искусствоведов. Так, он приобрел архив известного ленинградского коллекционера Льва Каценельсона, затем полную версию — четыре папки — Московского архива нового искусства.
Я всегда хотела, чтобы как можно больше материалов для исследователей оказалось в коллекции Музея Зиммерли, это было моей главной задачей. Но пока, к сожалению, доступ к этим материалам ограничен, и будет здорово, если все эти архивы станут доступны.
Алла Розенфельд — историк искусства, куратор, преподаватель. В 1987 году окончила Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина (Ленинград), в 2003 году получила степень Ph. D. по истории искусства в Городском университете Нью-Йорка (специализация «Современное европейское и американское искусство»). С 1992 года — старший куратор, а с 2000-го — директор отдела русского искусства Музея Зиммерли Ратгерского университета. В 2006–2009 году — вице-президент и ведущий специалист отдела русской живописи аукционного дома Sotheby’s. C 2017 года — куратор русского и европейского искусства Художественного музея Мида в Амхерстском колледже. Среди ее основных кураторских проектов — выставки Leningrad Nonconformist Art (галерея Мейерхофф, Колледж искусства «Мэрилендский институт», Балтимор, 2003); World of Stage: Russian Costume and Stage Design (Художественная галерея Томаса Дж. Уэлша, Фэрфилдский университет, Коннектикут, 2004); Soviet Dis-Union: Socialist Realist and Nonconformist Art (сокуратор; Музей русского искусства, Миннеаполис, 2006). С 1996 по 2017 год также вела различные курсы по русскому искусству и культуре в Ратгерском университете. Автор множества статей и нескольких книг, посвященных русскому искусству, в том числе From Gulag to Glasnost: Nonconformist Art from the Soviet Union (1995); Moscow Conceptualism in Context (2011), Twentieth Century Artists from the Russian Empire and the Soviet Union Working in France, A Biographical Dictionary. Volume I (2017) и других. С 2009 года входит в экспертный совет и жюри премии Кандинского (Москва).
Материалы из архивной коллекции Художественного музея Зиммерли, как ожидается, будут доступны в каталоге RAAN с конца 2018 года.