Я помню, как однажды мы втроем — Никита Алексеев, Лев Рубинштейн и я, — в конце 1975-го или в начале 1976-го сидели в квартире Иры Наховой на Малой Грузинской и говорили о том, что хорошо бы сделать журнал, посвященный неофициальному искусству. И в этом разговоре как раз прозвучало название такого журнала. Не помню, кто именно, но кто-то из нас произнес слово «архив» — «архив нового искусства». Мне кажется, это был Рубинштейн, потому что он был связан с какими-то архивными делами. Но в тот момент, кроме разговоров, итогом которых стало название Московский архив нового искусства, дело дальше не пошло.
В марте 1976 года состоялась первая акция «Коллективных действия» (КД), а в конце 1980 года я составил первый том «Поездок за город» — сборника документации акций КД. Я собрал материалы по акциям и разработал структуру сборника, в который вошли описательные тексты и рассказы участников, составил список авторов, сочинил предисловие и т. д. В каком-то смысле это была «бухгалтерская» деятельность, а сам я был не только составителем, но и издателем, и полиграфистом — я сам отпечатал все тексты в четырех экземплярах. Николай Панитков переплел получившиеся четыре книги, а я вклеил в них фотографии.
Но после первого тома «Поездок» у меня продолжали чесаться руки! Это была интересная работа, и я тогда вспомнил идею МАНИ — Московского архива нового искусства! Я начал обсуждать возможную форму издания — с Ильей Кабаковым, с Никитой Алексеевым.
Андрей Монастырский
Но после первого тома «Поездок» у меня продолжали чесаться руки! Это была интересная работа, и я тогда вспомнил идею МАНИ — Московского архива нового искусства! Я начал обсуждать возможную форму издания — с Ильей Кабаковым, с Никитой Алексеевым. Поскольку в названии было слово «архив», то можно было сделать что-то более свободное, а не просто журнал. Стало ясно, что МАНИ тоже должен существовать в четырех экземплярах, как и «Поездки за город». Постепенно сложилась идея папки как формы МАНИ. Вероятно, это предложил Коля Панитков, а может быть, я или Кабаков, или Никита. Не помню. Но так или иначе, форма у МАНИ возникла, и это была папка.
Я стал составлять список тех, кого надо включить в эту папку. Я делал это в одиночку просто потому, что мне нравилась эта работа, и больше никто не хотел этого делать: у всех свои дела, все заняты чем-то еще. И так как я был один, то отбирал участников жестко — только тех, кто мне нравился, потому в первой папке МАНИ немного авторов. Я сознательно выбрал линию, которая меня интересовала, — линию «текстовиков», то есть тех, кто больше работал с текстами (хотя фотографии в ней тоже были). Я договаривался с художниками — Ильей Кабаковым, Эриком Булатовым, Олегом Васильевым, Иваном Чуйковым — о том, что они отбирают работы, которые хотели бы поместить в сборник, и просил их выдать небольшую сумму денег на съемку и печать. Эту важную техническую роль — снимать, проявлять и печатать — исполнил Георгий Кизевальтер. Когда я все собрал, Панитков сделал красивую коробку-футляр, куда я положил конверты с текстами и фотографиями.
Меня много ругали за совершенно не демократический подход, за волюнтаризм, мол, слишком многих отбросил. В следующую папку, которую делали Вадим Захаров и Виктор Скерсис, вошло 40 с лишним человек. Скерсис и Захаров не только расширили список, но и форму выбрали более демократичную — не футляр, а обычную канцелярскую папку с завязками.
Наш круг к тому времени уже сложился: не было бы круга, не было бы и архива. Среда возникла вокруг деятельности «Коллективных действий», в обсуждениях акций, таких как «Место действия». Это видно по фотографиям того времени. Все эти люди попали в документацию первого тома «Поездок за город», до появления которых круг был неопределенным. Были единичные события, на которых все собирались: однодневные выставки в зале на Кузнецком Мосту или в Горкоме графиков на Малой Грузинской. Но единого текстового кластера не было. Сначала «Поездки», а затем первая папка МАНИ стали объединяющими изданиями, которые зафиксировали этот круг, они — и срез времени, и инструмент записи дискурса. Это оказалось почему-то важным для всех. Поэтому работа над составлением папок МАНИ была продолжена.
Каждая папка существовала в четырех экземплярах. У меня и у Ильи Кабакова копии хранились в обязательном порядке, поэтом у нас с ним есть по полному комплекту. Еще, может быть, комплект был у Анатолия Жигалова и Натальи Абалаковой. А один экземпляр ходил по рукам. У меня не было только последней, пятой, папки, которую начали делать «Мухоморы» и Кизевальтер. «Мухоморы» ее забросили, а Гога [Кизевальтер] вроде доделал. В архив Музея Зиммерли попал как раз мой экземпляр.
Журнал «А-Я» начал выходить в Париже в 1979 году, а первая папка МАНИ была сформирована в феврале 1981-го. Если их сравнить, конечно же, между ними обнаруживается разница. Форма папки напоминала о редакционном портфеле журнала, материальном фонде для последующей публикации, для будущего осмысления. Другое отличие в том, что в архиве присутствовала предметность, и именно она была значима — в журнале нет ни оригинальных фотографий, ни реальных объектов. В МАНИ они были. Например, мой объект «Моталка» 1982 года, я его специально сделал в четырех экземплярах, и он в каждую папку был вложен. Или у Геннадия Донского был «секретный» объект в заклеенном конверте. Никита Алексеев вкладывал свои абсурдные объявления на толстой бумаге с номером своего телефона. То есть одно из важнейших достоинств МАНИ — это вещественность, предметность, фактурность.
Вообще, самое ценное в любом архиве — это предметные дела: цвет и запах бумаги какого-нибудь 1976 года или особая эстетика машинописного шрифта. Любой архивный документ в этом смысле — абсолютно бесценная вещь. Все эти рукописные пометки, пятна, изломы — это само время. Архив дает нам пластику и реальность времени, его вещественность.
Андрей Монастырский родился в 1949 году в поселке Петсамо, Мурманской области. Лидер московской концептуальной школы. В 1980 году окончил филологический факультет Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. В 1976-м стал одним из основателей, теоретиком и автором большинства акций группы «Коллективные действия». С 1980-х годов — автор и составитель 13 томов документации КД «Поездки за город» и сборников МАНИ (Московский архив нового искусства). Совместно с Вадимом Захаровым и Юрием Лейдерманом входил в группы «Капитон» (2008–2010) и «Корбюзье» (2009–2010). Среди его персональных выставок: «Особенные истории» (совместно с Конрадом Аткинсоном; Выставочный зал в Пересветовом переулке, Москва, 1991), «Ветка» (XL Галерея, Москва, 1997), «Земляные работы» (Stella Art Gallery, Москва, 2005), «Андрей Монастырский» (Московский музей современного искусства, 2010), «Пустые зоны. Андрей Монастырский и „Коллективные действия“» (павильон России на 54-й Венецианской биеннале, 2011), Out of Town: Andrei Monastyrski & Collective Actions (e-flux, Нью-Йорк, 2011). Участник многочисленных групповых выставок: «Новое советское искусство. Неофициальная перспектива» (Биеннале диссидентов, Венеция, 1977), «Бинационале: советское искусство около 1990 года» (Кунстхалле, Дюссельдорф; Музей Израиля, Иерусалим; Центральный дом художника, Москва, 1991–1992), 50-я и 52-я Венецианская биеннале (2003, 2007), documenta 12 (Кассель, 2007), «Перформанс в России: картография истории» (Музей современного искусства «Гараж», Москва, 2014) и др. Лауреат премии Андрея Белого в номинации «За заслуги в развитии литературы» (2003), лауреат Всероссийского конкурса в области современного визуального искусства «Инновация» в номинации «Теория, критика, искусствознание» (2009). Живет и работает в Москве.