Внештатная сотрудница архива Музея «Гараж» Рая Лугаманова делится впечатлениями о работе над архивом Владислава Мамышева-Монро, который поступил в архив Музея «Гараж» в 2018 году:
Начинать любой текст мне всегда достаточно сложно. Поэтому для облегчения этой муки текст ниже будет рефлексией «здесь и сейчас» по поводу последних месяцев моей работы.
Когда мне предложили заняться архивом Владислава Мамышева-Монро, я посмеялась и сразу вспомнила, как за несколько месяцев до этого, в последний день своего пребывания в Петербурге (и это не преувеличение, правда в последний — после четырех лет жизни в этом городе) я гуляла с подругой по Ваське. Мы случайно зашли в «Новый музей», где тогда проходила выставка «Жизнь замечательных Монро». Помню, долго ее обсуждали, думали даже потом купить книгу о Владике, но не стали. А потом пошли до Смоленского кладбища, искать могилу Балабанова. Шли по кладбищу наугад, примерно зная, куда нам нужно. Внезапно я поднимаю голову, поворачиваюсь, а на меня смотрит большой странный памятник. Честно говоря, жутковато было. Читаю, а это Владик Монро. В знаки судьбы я не верю, но мне нравится подмечать подобные совпадения. И Владику подобное жутко нравилось. В многочисленных интервью Мамышев-Монро рассказывал о смерти Папы Римского Иоанна Павла II от удушья в тот момент, когда Влад создавал его образ для серии StarZ, обмотав свое лицо пищевой пленкой. Или о том, как узнал в момент, когда играл Любовь Орлову, что, возможно, у него есть сын от давней любовницы Эвелины Архангельской. Ситуация как в фильме «Цирк».
Мистика! Вот что Мамышев-Монро точно любил. То ли от скуки и бессмыслицы, а может, и от «личной придурковатости» (о чем он сам говорил в интервью) он любил мистические совпадения, часто говорил о знамениях, знаках судьбы. Среди личных вещей Влада, хранящихся в фонде, можно найти этому подтверждение. Я условно разделила их на несколько категорий: духовные «артефакты» (индийская мандала или икона, сделанная заключенным и купленная художником на железнодорожной станции за 5 рублей, но это не точно), инопланетные (восемь игрушечных голов инопланетян), карнавальные (маски зайцев с огромными стразами в отверстиях для глаз и серьгами в ушах и немецкий набор фокусника 1930-х).
В начале работы над архивом у меня не было какого-то особенного отношения к этому художнику. Мне даже не особо нравилось то, что он делал. Но тексты у него хорошие и стихи смешные, а так как всегда особое место в моем сердце отводилось российской публицистике 1990-х, конечно же, мне полюбились и журналы «ХВЗ» и «М.В.Ю.». Дойдя через несколько месяцев разборов груд личных вещей, фотографий и книг до прессы (Владик собирал все упоминания о себе), я поняла, что меня восхищает и бесит в нем одновременно.
Кто такой Влад Мамышев-Монро? Я не знаю. При разборе архива художника первое время думаешь, что вот-вот все станет ясно, еще немного — и образ предстанет перед тобой в своей полноте. Но чем дальше проваливаешься в его тексты и интервью, тем больше начинаешь сомневаться в очевидных фактах. Мы знаем, что Влад служил на Байконуре. В архиве хранится письмо от командира части его матери, Нине Ивановне. Есть многочисленные упоминания в статьях, как Влад переоделся в Мэрилин Монро во время службы, сделал снимки, которые нашел кто-то из командования, после чего художник оказался в психбольнице. Но даже в этом со временем ты начинаешь сомневаться. И тут уже у тебя начинается перманентный галлюциноз.
Это человек, который, как пустой сосуд, каждый день наполняется заново — и всегда чем-то новым. Каждый день у него новые пристрастия и другое мнение. Сегодня он боится состариться и мечтает стать бессмертным, а завтра вживается в роль дряхлеющей красавицы Бардо. Сегодня он считает вас своим другом, а завтра скажет, что вы приворожили его — он был одурманен, а вы давно сошли с ума, но возможно, не без его участия. То, как виртуозно Владислав Юрьевич существовал в рамках выбранной им стратегии ускользания, поражает. Он раздавал интервью налево и направо, иногда сам писал тексты и отправлял в редакции, но в этом обилии не разглядеть реального человека. Он придумывал запутанные истории с взаимоисключающими объяснениями, которые кочевали из одной статьи в другую. Сегодня художники, к моему сожалению, практически не используют эту стратегию, предпочитая из двух крайностей молчание, хотя мифотворчество гораздо интереснее. Меня восхищает, с какой ловкостью и напускной легкостью он рассказывал подробности различных происшествий, заметая за собой следы. Тогда я стала догадываться, что он создал этот архив прессы не только для самолюбования, которое для него было естественным, но и чтобы самому ориентироваться в том, что он навыдумывал. Но это не точно. Эту фразу я могу добавлять в конце каждого предложения. Как исследователя меня бесит, что, какой предмет или текст я ни возьму, я не могу ничего точного о нем сказать. Я провожу целые расследования, но по итогу у меня есть лишь множество версий «кто», «для чего» и «почему» и слишком мало уверенности в том, что хотя бы одно из моих предположений верно.
Владиславу Мамышеву-Монро невозможно верить как принципиально и демонстративно непостоянному, но в своей практике он последователен, а его перевоплощения не грозят утратой собственного лица. Разобрав около 300 (!) вырезанных фотографий Мэрилин Монро из журналов, книг, альбомов, календарей и прочей бумажной продукции, я могу представить, как обстоятельно Влад Королевич подходил к процессу перевоплощения, а точнее, к спиритическому сеансу. Пиком для меня (но началом для Владика) этой маниакальной увлеченности стал альбом, посвященный смерти Нормы Джин. В толстой кожаной тетради были собраны вырезанные фотографии, статьи, стихи, песни и даже молитвы, посвященные смерти актрисы. Восхищение такой одержимостью постепенно сменялось ужасом. Но, как сказала Лена Селина на презентации сайта, посвященного Владиславу Мамышеву-Монро, состоявшейся на Cosmoscow-2019, «теперь в архиве „Гаража“ есть специальная девочка, которая занимается его фондом. Она тоже влипла. Потому что если Владик входит в твою жизнь, то он больше тебя не отпускает». Кажется, я влипла, и Владик теперь со мной надолго.